Память — как разрозненные кусочки пазла, который тебе никогда не удастся собрать, потому что он долго лежал на полке и остался со стародавних времен, и много раз рассыпался по полу, и будучи собран в коробку, непременно недосчитывался наиболее важных, ключевых островков, по случайности, по незнанию, по небрежности, смешивался с другими, обиженно вбирая нестыкующиеся, непримиримые, взаимооталкивающиеся лестничные пролеты и оконные рамы и совершенно несуразные при этом наброски лугов и полевых цветов, какие-то колокольни, шпили, чердаки, застрявшие в окружении крошечных сполохов неба голубей, лишенных одного крыла или хвоста, напыщенно фактурных фонтанов, обломков площадей, чьи-то головы, котелки и трости с прикленными обрывками теней, сплошной муар из пережеванного и пересказанного множество раз самому себе и окружающим, а потом — снова себе, так что, с каждым разом, становилось все убедительней, все реальней, наливаясь соками почему-то именно сегодняшнего утра или дня, в зависимости от того, когда тебе в голову приходит эта история, а по ощущениям что-то вроде ворса, что из прошлого в настоящее шёл гладкой ровной покладистой осокой, бахромой, скрывая иголки, пряча когти, а в противоходе, в обратном невозможном движении стопорится, вздыбая шерсть под рукой, грозя хищным оскалом, обнажая некстати вылезшие проплешины, выявляя незаполняемые, несвязные лоскуты, заплаты, налепленную сгоряча корпию, так что книга твоей жизни превращается в фельетон, а то и в анекдот, сжимаясь неуклонно, как ядро нейтронной звезды, уходя от твоего меркнущего взгляда, являя только те лучи, что, многократно искажаясь, смогли вырваться, пробежать и обжечь краюшек ретины, оставив лишь суетливую мерею на поверхности обращенных внутрь глаз.
